Джим Моррисон
и
The Doors

Вначале февраля 1971 года адвокату Моррисона Максу Финку стало известно, что его знаменитого клиента убьют или изувечат в тюрьме. И он посоветовал Джиму уехать из страны.

Для бегства была предложена Франция как государство, у которого не было договора с США об экстрадиции по уголовным делам с сексуальным подтекстом.

Через месяц Джим Моррисон переехал в Париж и снял квартиру, представляясь, в зависимости от настроения, либо Джеймсом Дугласом, либо Дугласом Джеймсом. Чуть раньше (14 февраля) в Париж уехала его подруга Памела Корзон. Она поселилась в гостинице George V и встретилась там со своим бывшим любовником Жаном де Бретоем, известным тусовщиком и наркодилером. Семья де Бретой, генеалогическому древу которой было более семисот лет, владела всеми франкоязычными газетами в Северной Африке.

 Джим Моррисон приехал четыре недели спустя. К этому моменту Памела наладила контакты среди парижской богемы при помощи того же Жана де Бретоя. Через него Памела познакомилась с моделью и актрисой Элизабет Ларивьер, известной среди па­рижской богемы под именем Зозо. У нее была большая квартира на правом берегу Сены. Памела узнала, что Ларивьер будет отсутствовать в Париже долгое время, и договорилась, что Моррисон снимет ее апартаменты.

В середине марта 1971 года Джим переехал в эту квартиру на пятом этаже в доме № 17 на улице Ботрели. Требующая легкого косметического ремонта квартира, тем не менее, являла собой образец буржуазной роскоши. В комнатах были изящные мраморные камины, паркетный пол. Стены украшали гипсовые барельефы. В ванной, пропахшей старым парижским водопроводом, было установлено биде. По утрам солнце заглядывало в комнату Джима, и он передвигал письменный стол, обтянутый кожей, к большому окну. К обеду он перемещался в другую комнату, вслед за солнцем. Поначалу, приехав во Францию, Джим завязал с алкоголем, но через месяц опять принялся за старое. К тому же он снова стал много курить. В это же время у Памелы начались проблемы. Ей был нужен героин, а основной его поставщик, граф де Бретой, был в Лондоне. Джим не хотел, чтобы Памела покупала героин на улице. Он говорил, что «доставать наркоту— мужская работа». Вечером влюбленную в наркотики парижскую богему можно было застать в Rock and Roll Circus - большой дискотеке на улице Де Сэн, сделанной наподобие аме­риканских танцевальных залов. Стены были украшены изображениями английских рок-звезд в костюмах клоунов. В «Цирке» всегда было много «золотой молодежи» и звезд французского кино. Сильнодействующий ки­тайский героин «China White» почти открыто продавался в закутках дискотеки. В одной из тетрадей Джима, опубликованных после его смерти, было написано: «В конце концов китайская дурь угробит тебя».

Июньским вечером Моррисон и Ален Роней - его друг из Университета Калифорнии (UCLA, приехавший в Париж в мае, забрели на вершину Монмартра. Играли африканские музыканты, и Джим остановился их послушать. Вдали он увидел большой зеленый холм, в самом центре города, и спросил Ронея, что это такое. Ален объяснил, что это Пер-Лашез, известное парижское кладбище, на котором по­хоронены такие знаменитые люди, как Шопен, Бальзак и Эдит Пиаф. Джим настоял, чтобы они немедленно отправились туда, но из-за жутких пробок поездка на такси заняла целый час. Ко времени их приезда ворота кладбища были уже закрыты.

Несколько дней спустя Моррисон и Роней вернулись на это место и долго гуляли среди старинных надгробий. Роней сказал, что находит это место неприятным. Джим не согласился с этим, признавшись, что ему, наоборот, нравится зловещее спокойствие находящегося в центре города кладбища и что он хочет, чтобы его похоронили именно здесь, на Пер-Лашез.

В начале месяца Джим и Памела на несколько дней уехали в Лондон. Ален Роней тоже оказался там и забронировал им номер в гостинице Cadogan на Слоун-сквер. Памела тут же исчезла, вероятно, отправившись в Челси, где в особняке Кита Ричардса проживал Жан де Бретой. В то время де Бретой подсадил на героин бывшую поп-звезду Марианну Фейтфул, которая забросила музыкальную карьеру ради белого кайфа. Позже Фейтфул писала в своих мемуарах: «Жан был ужасным человеком, из тех, кто везде пролезет. У него был роман с Талитой Гетти, но так получи­лось, что мы стали любовниками. Мне нравилось то, что один глаз у Жана был желтый, а другой зеленый, и у него всегда было много героина. Все дело было в наркотиках и сексе. Он был настоящим французом и по-настоящему светским человеком. Я же интересовала его только потому, что раньше я встречалась с Миком Джаггером».

Однажды ночью, когда Джим и Роней ехали по Кингс Роуд в такси, Ален рассказал Джиму, что Оскар Уайльд был арестован в той же гостинице Cadogan за гомосексуализм и позже умер в l'Hotel в Париже. «Будь осторожней, не повтори его историю», - издевался Роней. Джим отреагировал так, будто его очень обидели.

Вернувшись через несколько дней в Париж, Моррисон совсем не мог работать. Он вновь пошел в Американскую больницу. По сравнению с первым визитом, Джим сильно прибавил в весе, так как постоянно ел и выпивал много больше обычного. Кроме стандартных рекомендаций прекратить курить и употреблять алкоголь, Моррисону назначили серьезный противоспазматический препарат. Очевидно, что побочные действия этих таблеток были весьма сильны. Целая страница в одной из парижских тетрадей Джима, возможно начатых в то время, была исписана одной и той же фразой: «Господи, помоги мне».

Однажды в середине июня Джим Моррисон отправился на прогулку по Парижу. Город буквально утопал в зелени. На набережной Де Анжу он сел на парапет и начал писать заметки о Шарле Бодлере, который когда-то проживал в мансарде в доме напротив. Неподалеку находилась недорогая звукозаписывающая студия, которую Моррисон приметил для работы. Он арендовал комнату для прослушивания на час, чтобы прокрутить записи со своими стихами. Перед тем как уйти, Джим договорился о том, что вернется, чтобы немного поработать. У «Кафе де Флор», изрядно «приняв на грудь», Моррисон обратил внимание на двух уличных музыкантов - явно американцев, пытающихся немного подзаработать. Одетые как ковбои, они пародировали песни Crossby, Stills, Nash и Young. После того как музыканты сыграли «Marrakesh Express» и никто не дал им денег, Джим представился и предложил им выпить. Он рассказал о той самой звукозаписывающей студии и пригласил попробовать сыграть пару песен вместе. Через час трое уже были в студии. Пятнадцатиминутная пленка сохранилась. Джим вел себя вызывающе, и звукооператоров раздражало, что Моррисон был пьян. Обычно они записывали классическую музыку и потому заявили Джиму, что «у него и двух придурков, которых он привел с собой», есть полчаса, не больше. Моррисон тщетно пытался заставить их сделать хоть что-то. Хиппи-гитарист был еще немного компетентен в вопросах музыки, а второй — обезумевший от счастья вокалист (еще бы - работать в студии с самим Джимом Моррисоном!) был абсолютно безнадежен. Эти парни не смогли наиграть даже самый простой мотив. Джим сказал: «Давайте попробуем вот это. Я написал это сам». Речь шла о новой версии «Orange County Suite», песни, которая была выкинута по крайней мере из двух альбомов TheDoors. Текст был похож на бредни пьяного человека, но ценность этой песни - последние слова Джима Моррисона, записанные за две недели до его смерти. Джим отдал двум хиппи все деньги, какие остались после того, как он расплатился за студию. Звукооператор вручил Моррисону коробку с пленкой. Трясущейся рукой Джим написал на ней название своей новой уличной группы: Jomo and the Smoothies.

Теперь уже никто не может точно сказать, что произошло в квартире Моррисона на улице Ботрели утром 3 июля 1971 года. Только двое - Памела Корзон и Жан де Бретой были свидетелями трагической смерти Джима Моррисона, но и они оба вскоре скончались. Можно с точностью сказать лишь то, что истинные причины смерти рок-звезды тщательно скрываются. Никто не был заинтересован в скандале, поэтому благодаря действиям местных властей удалось поставить диагноз, выгодный всем, - обычный сердечный приступ, вместо более правильного, но менее удобного - передозировка героина.

Памела Корзон имела несколько версий того, что произошло: одну для полиции, вторую для Алена Ронея, а третью для своих друзей в Калифорнии. Жан де Бретой обнародовал свою точку зрения на происшедшее через три дня после смерти Моррисона, предварительно уехав в Марокко, где он чувствовал себя в безопасности. Парижский рок-критик Эрве Мюллер опубликовал свои домыслы о том, что, по его мнению, Джим умер днем раньше в туалете клуба «Цирк». Суммируя подобные иногда сомнительные и безосновательные рассказы, я попробую восстановить историю последних часов жизни Моррисона.

Если верить соседям, рано утром Джим Моррисон был взбешен. В ярости он распахнул дверь квартиры и пошел в коридор, но кто-то его затащил обратно и захлопнул дверь. Через год женщина, которая жила этажом выше, рассказала Зозо, что в ночь, когда их друг умер, она проснулась от сильного шума. Она приоткрыла дверь, насколько позволяла цепочка, и увидела «месье Дугласа обнаженного и громко кричащего на лестнице». Памела Корзон говорила, что они в тот день с Джимом были в кино. Ясным и теплым летним вечером они прогулялись по Сен-Поль, прошли мимо старой городской стены, где взяли такси. На улице Сен-Антуан они поужинали в одном из работающих допоздна китайских ресторанов. Джим выпил некоторое количество пива. В час ночи они вернулись в свою квартиру. Джим чувствовал себя плохо. Чтобы заглушить боль во всем теле, он пил виски прямо из бутылки. Сидя за столом с раскрытой тетрадью, он никак не мог сконцентрироваться. Памела сделала кредитной картой героиновые «дорожки» на зеркале, и они оба стали нюхать наркотик свернутой в трубочку банкнотой. Джим включил кинопроектор и поставил пленку с их путешествиями. Памела рассказывала, что они распевали песни, пока смотрели свои фильмы о поездке в Испанию, Марокко и на Корсику. Джим (на этом сходятся все три версии Памелы) поздно ночью сыграл ей старые вещи The Doors, спев даже «TheEnd». В перерывах между песнями они снова возвращались к героину.

По словам Памелы, Джим внезапно начал харкать кровью и никак не мог остановиться. В три часа ночи он попросил у Памелы еще дозу перед сном. Когда Па­мела отключилась под действием наркотика, Джим еще не спал. Примерно через час она проснулась. Джим лежал рядом с ней без сознания, и хрипел, задыхаясь в какой-то слизи. Такое уже было с ним, и Памела попробовала привести его в чувство. Ей это удалось не сразу. Она сильно била Моррисона по лицу, пока он не начал приходить в себя.

Поднявшись, он, очевидно испытывая сильную боль, шатаясь, поплелся в ванную. Кто-то (Памела не могла вспомнить, кто из них) включил воду, и Джим сел в ванну. Корзон вернулась в кровать и снова заснула в беспамятстве. Она проснулась в холодном поту от страшных стонов. Моррисон по-прежнему лежал в ванной. Его тошнило кусками ананаса и кровавыми ошметками. Через несколько минут Джим сказал, что ему стало лучше и что она может идти в спальню. Памела опять легла в постель, и, засыпая, ей показалось, что Джим позвал ее. Примерно через час Памела снова проснулась. Моррисона не было рядом с ней. Она встала и пошла в ванную, но дверь была закрыта изнутри. Она стала звать Джима, стучать в дверь, но никто не ответил. В 6.30 утра Памела позвонила Жану де Бретою, ночевавшему у Марианны Фейтфул, которая отчетливо помнит их раз­говор. «Мне нужно идти, - сказал де Бретой. - Звонила Памела Моррисон. Я тебе все объясню потом. Я скоро вернусь». Через полчаса он уже был у Памелы. Та была в полуобморочном состоянии и бессвязно что-то бормотала. Де Бретой успокоил ее, выбил стекло на двери в ванную, повернул ручку замка и вошел.

Они нашли Джима Моррисона сидящим в ванне. Его лицо было залито кровью, на груди - два огромных фиолетовых кровоподтека. Вода была темно-красной. Позже Памела сказала, что «впервые за долгие месяцы Моррисон выглядел спокойным. Его голова была слегка наклонена влево, на губах застыла улыбка. У него было такое безмятежное выражение лица... Если бы не вся эта кровь...» Памела стала пытаться привести Джима в сознание, заговорить с ним. Она залезла в окровавленную ванну. Оценив ситуацию, де Бретой сказал Памеле, что в ближайшее время он уедет из города. Парижская полиция уже завела на него досье, обвиняя в торговле наркотиками. Де Бретой и Фейтфул улетели в Марокко в тот же день. Де Бретой сказал Памеле, что у его семьи большие связи в Марокко, и если она сможет добраться туда, то окажется под его защитой. На теле Джима не было никаких следов насилия, а по французским законам того времени вскрытие производили только при подозрении на убийство. Де Бретой сказал Памеле, что скоро в доме будет полиция и она должна избавиться от наркотиков. В этом случае можно было бы сказать медэксперту, что у Джима были проблемы с сердцем. Де Бретой уехал от Корзон примерно в 7-30 в субботу утром.

Примерно в это же время зазвонил телефон в доме Алена Ронея. Звонила Памела Корзон. Она забормотала испуганным голосом: «Ален, Джим без сознания. Он истекает кровью. Ты можешь вызвать скорую помощь? Ты же знаешь, я не говорю по-французски. Он умирает». Памела разрыдалась и бросила трубку. Роней оделся, позвонил в скорую помощь парижского департамента по борьбе с пожарами, так как у них была лучшая бригада спасателей, взял американский паспорт, который может понадобиться, когда приедет полиция, и поехал на улицу Ботрели.

В 9.30 они были на месте. Перед домом стояли пожарные, скорая помощь, полицейский и небольшая толпа зевак. Памела стояла в прихожей квартиры. «Ален, мой Джим мертв, - сказала она. - Я хочу побыть одна. Пожалуйста, оставьте меня». Бригада спасателей приехала несколькими минутами раньше. Они уже вы­тащили Джима из ванной и положили на пол, пытаясь делать массаж сердца. Когда врачи поняли, что это бесполезно, Моррисона отнесли в спальню и положили на кровать, накрыв тело одеялом. Приехал инспектор полиции и начал допрашивать Алена Ронея: «Как вы познакомились с мистером Дугласом Моррисоном? Он употреблял наркотики?» Инспектор был настроен скептически. Он осмотрел квартиру, заметив, что поэты обычно не живут в такой буржуазной обстановке: «Если он действительно был поэтом, то, как он мог позволить себе жить в таком месте?» Затем он добавил, что если отчет медицинского эксперта будет убедительным, полиция выдаст свидетельство о смерти и разрешение на захоронение. В противном случае будет начато расследование.

Памела сказала Алену, что спустила в туалет все наркотики. Она пошла в спальню с пачкой сборника стихов «Американская молитва» и, закрыв книги на ключ в столе Джима, начала сжигать бумаги в камине. Все, где стояло имя Джима, превратилось в пепел. Она уничтожала все, что могло бы свидетельствовать об арестах Моррисона в США. Затем Памела взломала каминной кочергой дверь в комнату Зозо и вышла из нее в роскошной норковой шубе: «Теперь она моя. Зозо все равно никогда не вернет мне деньги, которые мы заплатили вперед за квартиру». Ален едва смог убедить Корзон в том, что у нее уже и так достаточно проблем, и Памела повесила шубу в туалете.

Вскоре пришел медэксперт, невысокий, коренастый мужчина средних лет с черной сумкой в руках. Согласно правилам, док­тор попросил Алена Ронея присутствовать при осмотре тела, но тот отказался. Появилась Памела, находящаяся, очевидно, в состоя­нии транса. Она взяла доктора за руку. «Сэр, это мой прекрасный муж», - сказала она по-английски безумным голосом. Осмотр был закончен быстро. Доктор вышел и попросил Алена перевести слова Памелы. Он осведомился о возрасте покойного и был крайне удивлен, услышав, что ему было двадцать семь: «Я собирался написать пятьдесят семь». Эксперт спросил, употреблял ли Джим когда-либо наркотики, и получил отрицательный ответ. Роней попробовал рассказать о приступах кашля, но доктор его остановил. «Хорошо. Все понятно, - сказал он. - Отнесите эту форму в регистратуру вашего района, и там вы получите свидетельство о смерти». Затем он принес свои соболезнования Памеле и ушел.

Примерно в полдень Роней и Корзон отправились за свидетельством о смерти. Женщина, которая в одиночестве работала в офисе, просмотрела документы и сказала, что их требование указать в свидетельстве, что смерть наступила по естественным причинам, было отклонено. Она набрала чей-то номер и передала трубку Алену Ронею. Префект полиции приказал Корзон вернуться домой в течение десяти минут.

Полиция приехала через полчаса. Они застали Памелу в спальне, сидящей рядом с телом Джи­ма и держащей его за руки. Полиция быстро осмотрела квартиру, но свежий пепел в камине остался незамеченным. Инспектор Бери, производивший осмотр, явно чувствовал что-то неладное. Он потребовал повторного осмотра тела. Двадцать лет спустя он сообщил в интервью, что, по его мнению, Джим Моррисон умер от передозировки наркотиков.

С момента смерти Джима прошло уже двенадцать часов. Еще один врач приехал примерно в шесть часов и после минутного осмотра заявил, что находит странным, что столь молодой человек, очевидно с хорошим здоровьем, умирает подобным образом. Роней рассказал о приступах кашля и о том, что Моррисон сильно пил. Эксперт заявил, что в этом случае ему ни­чего не остается, кроме как написать, что мистер Моррисон умер в результате сердечного приступа. Памела потеряла самообладание и расплакалась. Затем у нее начался нервный припадок. «Валиум! - кричала она. - Мне нужен валиум! Не­медленно!» Роней объяснил, что все имеющиеся в доме таблетки спущены в туалет. Памела начала крушить мебель и ус­покоилась, только когда нашла несколько пилюль из своих старых запасов. Затем Корзон сказала, что хочет кремировать Джима, а прах развеять. Роней объяснил, что во Франции это не принято и перед кремацией всегда проводят вскрытие. Он рассказал Памеле о Пер-Лашез и предложил похоронить Джима именно там, рядом с Шопеном, Сарой Бернар, Мольером и Дебюсси. Памела согласилась. Она начала рыться по всем карманам Джима и складывать деньги в стеклянную вазу.

В тот же день в полицейском участке инспектор Бери выдал им свидетельство о смер­ти (время смерти стояло 14-30) и разрешение на захоронение. В понедельник, после второй ночи, проведенной в квартире с разлагающимся от жары те­лом, Памела согласилась на то, чтобы похороны состоялись как можно скорее. Роне договорился, чтобы Моррисона похоронили на Пер-Лашез, ссылаясь на то, что Джим был известным американским поэтом. Первое место, которое было предложено для захоронения, находи­лось рядом с другим знаменитым писателем, Оскаром Уайльдом. Роней был в шоке. Он настоял, чтобы Моррисона захоронили в другой части кладбища. Место нашлось на другой стороне холма, рядом с мемориалом жертвам фашистского террора в Париже. Похороны были назначены наутро 7 июля, вереду. В понедельник после обеда в квартиру пришли гробовщики. Тело Джима одели в слишком большой для него костюм и положили в слишком маленький для его роста деревянный гроб, самый дешевый из имевшихся в похоронном бюро. Памела собрала все свои фотографии, которые у нее были, и положила их в могилу...

Источник: beatles.ru